Том 19. Ночь лейтенанта Уилера [ Разящая наповал Долорес. Леди доступна. Ночь лейтенанта Уилера. Ловкач, Уилер!] - Картер Браун

На этот раз неоновые буквы складывались в название «Клуб „Экстраваганца“», а перед входом в него стоял постер с портретом в натуральную величину, окаймленный надписью сверкающими лампочками: «Разящая наповал Долорес — та самая, у которой все говорит само за себя, от шеи и до кончиков пальцев на ногах».

Ностальгические воспоминания нахлынули на меня именно в тот момент, когда я взглянул на него. Сфотографированная в три четверти Долорес выглядела высокой, потрясающе сложенной блондинкой. Руки у нее были закинуты за голову, одета она была в обычные сверкающие «пастиз» — чашечки, слегка поддерживающие грудь, соединенные блестящей тесемочкой, и под стать им трусики, которые правильнее было бы назвать «фиговым листком».

Но меня-то больше всего привлекло ее лицо, а для Уилера это было совершенно новым подходом к женской внешности. Долорес была платиновой блондинкой, ее волосы были полностью забраны назад и перевязаны, образуя на спине порядочный «конский хвост», на лбу же оставалось несколько завитков. Черты лица были крупными, даже резкими. Полные губы изгибались в циничной улыбке, а в темных глазах светился ум, чего никто не ожидал бы увидеть у стриптизерки.

Стоит ли удивляться, что я буквально не мог дождаться, когда окажусь в клубе и увижу ее в натуре.

Я сдал шляпу, потому что никуда не спешил, затем вошел в зал, где меня приветствовал метрдотель. Это был волосатый, мускулистый тип в помятом смокинге. По глазам его было видно, что он настоящий алфавитный справочник всех самых грязных историй в мире.

— Я хочу видеть Долорес Келлер, — сообщил я.

— Вы пришли в нужное место, приятель! — Он улыбнулся мне так, как будто мы с ним были членами одного и того же фантастического клуба. — Следующее шоу начнется не ранее чем через полчаса. Вам наверняка нужно место за столиком у самой эстрады, может, мне его вам устроить?

— Вы также снабжаете биноклями за небольшую мзду? — спросил я ворчливо.

Глаза у него сощурились, физиономия утратила любезное выражение.

— Эй, приятель, послушайте, — зашипел он, — я не знаю, куда вы гнете, но, если вы задумали поднять дебош, у нас на этот случай имеется опытный парень.

— Полагаю, бесполезно просить вас сделать одолжение и заткнуться, — произнес я с откровенным сожалением, — потому просто предлагаю вам не называть меня «приятель». «Лейтенант» будет в самый раз.

Я сунул ему под нос свой значок. На случай, если он не умел читать, я приготовился произнести каждое слово по буквам, но унылое выражение его физиономии сказало мне, что он человек грамотный.

— Крайне сожалею, лейтенант, я не знал, что вы…

— У каждого из нас свои проблемы, — произнес я сочувственно. — У вас такая отталкивающая физиономия, а мне вот необходимо повидаться с Долорес Келлер.

— Конечно, конечно! — Он повернулся и предложил мне идти следом. — Пожалуйте сюда, лейтенант.

Мы пробрались между столиками, прошли мимо оркестра из пяти человек, игравших ча-ча-ча так, будто они затаили личную обиду на латиноамериканцев, нырнули в какую-то дверь за занавесом и оказались в коридоре, ведущем к ряду грим-уборных. Метрдотель остановился у второй двери и осторожно постучал.

— Кто там? — послышался женский голос изнутри.

— Луи. Пришел лейтенант полиции. Хочет вас видеть, Долорес.

— Ну так впустите его сюда, — прозвучал холодный ответ. — Вы ведь не ждете от него чаевых?

Я вошел в грим-уборную, закрыв дверь перед носом у Луи. Долорес сидела перед туалетным столиком, подкрашивая полные губы. Только закончив это занятие, она обернулась, чтобы взглянуть на меня. Халат, в котором со спины она выглядела весьма скромной, был широко распахнут, под ним она была одета точно так же, как на афише у входа в клуб. И на этот раз она была живой, так что впечатление оказалось гораздо более сильным. После сосредоточенного пятисекундного изучения я пришел к выводу, что афиша не воздает ей должного.

— Я лейтенант Уилер из службы окружного шерифа, — представился я.

Ее губы раздвинулись в легкой улыбке.

— Что я такого натворила, лейтенант?

— Я пришел по поводу вашей двоюродной сестры Пэтти.

Из ящика в углу вдруг раздался жалобный визг. Долорес вскочила с места и бросилась к ящику, встала на колени и извлекла оттуда маленький меховой комочек.

— Бобо! — заговорила она нараспев. — Бедный маленький Бобо. Тебе показалось, что все про тебя позабыли? Но ты же знаешь, как тебя любит твоя большая мама!

Она вернулась к туалетному столику и снова уселась лицом ко мне, а комочек меха уютно свернулся у нее на руках. Маленькая головка поднялась над ее рукой, блестящие глазки собачонки уставились на меня с явным неодобрением.

Долорес снова мне улыбнулась:

— Бобо ненавидит, когда он остается в стороне от происходящего, и страшно ревнует меня к посетителям. — Она сильнее прижала собачку к своему обнаженному животу. — Не надо быть таким ревнивцем, малыш Бобо!

Собачка раза два громко тявкнула; это ее так утомило, что она вывесила розовый язычок, тяжело дыша.

— Если шум беспокоит вас, вы всегда можете приструнить псинку, — заметил я.

Эти слова как будто оживили маленькое чудовище, песик залился таким пронзительным лаем, что мне захотелось заткнуть себе уши.

— Не обращай внимания на этого жестокого человека, Бобо, дорогуша! — Долорес гневно посмотрела на меня. — Он всего лишь ужасный бессердечный старый полицейский, и, могу поспорить, страшно ревнивый!

— Я всего лишь пытался вам помочь, — запротестовал я. — Подумал, что для разнообразия можно будет сделать из его шкурки оригинальный «поясок невинности», — представляете, какой это произведет фурор?

Долорес закрыла глаза и по-настоящему задрожала, и на минуту мне показалось, что у собачонки встанет дыбом вся шерсть.

— Забудьте об этом, я же шутил… Напомню, что я пришел к вам по поводу вашей двоюродной сестры Пэтти.

— Бедное дитя! — Глаза ее все еще оставались холодными, когда она взглянула на меня. — На ее долю наверняка выпало много тяжелых переживаний, раз она решилась выброситься из окна отеля.

— Знаете ли вы какую-нибудь причину, толкнувшую ее на самоубийство?

Долорес покачала головой:

— Вообще-то я ее толком не знаю, лейтенант. Она ведь приехала в Пайн-Сити всего шесть месяцев назад из дома в Индиане. Ее родные погибли в автокатастрофе, и, если не ошибаюсь, я осталась ее единственной родственницей. Мы не очень-то с ней ладили, ей хотелось стать драматической актрисой, а мою работу она считала деградацией или чем-то в этом роде.

— Она не одобряла того, что вы стриптизерка?

Ее глаза сделались еще холоднее.

— Мне не по душе это слово, лейтенант. Я экдизиаст.

— Кто-кто?

— Экдизиаст! Это греческое название, которое можно перевести как «сбрасывающий кожу», — с кислой миной объяснила она. — Существует огромная разница между исполнительницей экзотических танцев и простым раздеванием на глазах у публики, лейтенант!

— Несомненно, — полувнятно согласился я. — Так вы считаете, что Пэтти все еще была эмоционально неуравновешенной из-за гибели родителей?

— Нет, — уверенно заявила она. — Я думаю, она радовалась тому, что отделалась от них. Они считали, что место девушки именно там, на ферме, где она родилась. — На мгновение она задумалась. — Возможно, они были правы.

— Как насчет ее друзей?

— Это просто, у нее не было друзей.

— Никого?

— Возможно, это для вас огромный сюрприз, лейтенант, — бросила она, — но даже в Южной Калифорнии одинокие — это легенда.

— Замечательная фраза, ее следует запомнить, — усмехнулся я. — Вы хотите сказать, что у нее не было ни одного друга? Даже приятеля? В ее жизни вообще не было мужчин?

— Прошел почти месяц после того, как мы последний раз виделись с нею, — призналась Долорес, — но, во всяком случае, до того времени у нее не было приятеля. Дела обстояли так скверно, что она присоединилась к клубу одиноких сердец. Была в бешеном — восторге от них, не могла дождаться своего первого свидания с незнакомым человеком. Это было ужасно трогательно.

Почувствовав себя тепло и безопасно в ее объятиях, собачонка бросила на меня последний высокомерный взгляд, закрыла глаза и засопела.

— Вы помните название клуба одиноких сердец?

— Конечно, «Клуб счастья Аркрайта». Я спросила Пэтти, не руководит ли им некий Ной Аркрайт[1], потому что он был настоящим экспертом по части распределения на парочки, но ей это совсем не показалось забавным.

— Мне тоже, — честно признался я, — но я уверен, что ваш Бобо посмеялся бы от души.

— Вы ужасный человек! — воскликнула она, прижимая к себе собачку с такой силой, что та недовольно взвизгнула во сне. — В человеке, который не любит собак, всегда есть что-то порочное, — заявила Долорес. — Это безошибочный признак.